Возможно, в это непросто поверить, но Эйда Безариус всегда была весьма самокритичной особой и многие свои недостатки признавала и не любила (а некоторые даже пыталась исправить, впрочем, ключевое слово в этих порывах «пыталась»). Более всего Эйда бичевала себя за рассеянность, которая, по-видимому, родилась раньше неё. Нужно же было забыть в комнате часы именно в такой день, именно в тот, когда приезжает господин Винсент!
Должен приехать, во всяком случае. Но всё не едет.
Совсем не едет.
Вдруг что-то случилось? Или он передумал? – нервничала девушка, нервно теребя пальцами подол форменного жакета и вглядываясь вдаль, - Да нет же, ты просто потеряла чувство времени, вот и всё. Если бы господин Винсент не смог приехать, он бы обязательно предупредил!
И, конечно, с ним не могло произойти ничего плохого.
Чего-то настолько ужасного, как с её любимой академией.
Латвидж пустовал. Практически все старшеклассники были приглашены на бал у Исла Юры вместе со своими семьями, и многие из них пали жертвами развернувшейся там кровавой бойни. Те учащиеся, что пережили ту ночь, напуганные и лишившиеся школьных товарищей, на занятиях сбивались в маленькие группы, а свободное время безвылазно проводили в  своих комнатах вместе с прислугой. Поняв, что её служанка буквально трясётся от страха, Эйда отпустила её домой до начала осенних каникул: дядя Оскар не узнает, а от бедной девушки всё равно сейчас не будет проку. К слову сказать, не только она хотела уехать домой – многие жалели, что вернулись в школу, а некоторым младшеклассников и особенно впечатлительным выпускницам заботливые родители велели остаться дома. Эйда не смогла бы объяснить, с чем именно это было связано. Конечно, бал был проведён меньше месяца назад и переживания ещё не стихли (вопрос в том, стихнут ли они когда-нибудь вообще), но в Латвидже должно быть безопасно. Во всяком случае, «кровавый карнавал», как прозвали ту памятную церемонию ученики, учинить больше просто некому.
Те, чьи родители и старшие братья с сёстрами были связаны с Пандорой, знали… знали не всё, но слышали определённые и, в целом, довольно точные слухи. Да и, в любом случае, все видели, как маленькие дети в алых плащах сносили головы слугам и кружащимся в вальсе дворянам.
Девушка запустила ладонь в карман плиссированной юбки и нащупала там карты таро, одолженные на лето у одноклассницы. Тине Харт была ровно на месяц младше – ей исполнилось семнадцать лет второго июля – и обожала тёмную магию не меньше подружки. Эйда хорошо помнила, как Тине, придерживая шляпку – в последний учебный день дул сильный, почти ураганный ветер – протягивала ей перевязанную лиловой ленточкой колоду. Мимо пробежала стайка первогодок лет тринадцати, чуть вдалеке никак не могла разжать объятия какая-то парочка (Эйде, к своему стыду, подумалось, что их прощание выглядит чересчур уж наигранным), где-то за аллеей раздался крик Элиота (кажется, кто-то опять его рассердил), у главных ворот обсуждали что-то мальчишки из студсовета (никого из них девушка лично не знала, зато ей было известно, что по ним вздыхала почти вся женская половина школы и очень малочисленная часть мужской), день был таким обычным и таким нормальным, хорошим, а последние недели лета представлялся спокойными и ничто не могло пойти иначе, следующий учебный год обязан был начаться и пройти также, как и предыдущий.
Эйда прекрасно всё это помнила, будто смотрела на ожившую фотографию.
Ещё отчётливее в её памяти отпечаталось удивлённое и странно обиженное выражение лица Тине с застывшими в глазах слезами. В следующее мгновение её хрупкое тело в нарядном кремовом платье нелепо рухнуло на ступени, в воздухе взвились разрезанные пряди пшеничных волос, а голова, будто бы часть шарнирной куклы, с глухим стуком ударилась об каменный пол.
Некому было возвращать бесполезные теперь карты.
Она вздрогнула и закусила губу. Эйда не плакала даже после самого бала, хотя и чувствовала, что должна бы, так не глупо было бы разреветься прямо здесь и сейчас? Если уж все, даже легендарный студенческий совет, чудом сохранившийся в полном составе, раскисли, то хотя бы она должна выглядеть сильной!
Особенно про господине Винсенте…
Они не виделись с того самого бала в начале августа и Эйда совершенно не представляла, как себя вести и что говорить. Она знала, что Винсент не был близок с приёмной семьёй, но всё же… Смерть Ванессы и Элиота окончательно подкосила даже её, и Эйде не хотелось думать о том, что чувствовали Винсент и Гилберт. Опять же, погибли при загадочных обстоятельствах герцог и герцогиня. Больше всего вопросов вызывала в Пандоре гибель Бернарда Найтрея, хотя появление на балу слабой здоровьем Вернис волновало не меньше. До девушки доходили лишь страшные слухи, в которые она не верила.
В письме она постаралась избежать этой темы, ведя себя как обычно, и даже не осмелилась выразить свои соболезнования. Это было не так уж трудно, но при встрече придерживаться той же… политики? Тактики? До чего же отвратительны эти слова в подобном контексте… В общем, не получится.
Я быстро выскажу свои чувства и перейду к делу. В конце-концов, с тех пор, как я отправляла письмо, о призраке выяснилось много нового и у нас будет тема для разговора… Господи, это всё просто ужасно, как же ужасно, почему должны происходить подобные вещи?
Мимо медленно пробрёл молодой человек из выпускного класса, Эйда мгновенно узнала его – старший сын Дионов, одной из вассальных семей её дома.
Точно, зимой он признался Алетте из параллельного класса, и они гуляли вместе до летних каникул. Кажется, я видела их вдвоём на балу…
- Э… эм, ми… ах… господин Дион! Простите мою грубость, но… пожалуйста, скажите, что у Вас есть часы!
Юноша окинул её деревянным взглядом и достал из кармана формы часы, похожие на те, что теперь хранит братик Оз.
- Шесть вечера, леди Безариус. Занятия уже окончены, может, Вам стоит поспешить в жилой корпус?
- Благодарю! Не стоит беспокойства, и… - вздохнув от облегчения (господин Винсент вовсе не задерживается, просто в ожидании и несколько минут кажутся часом), она вдруг вздрогнула и пригляделась к юному графу, - Господин Дион, умоляю, не говорите, что видели «Алису»!
Он холодно посмотрел на неё и развернулся в сторону корпусов.
- Прошу извинить мою неучтивость, но я хотел бы вернуться в комнату. Приятного вечера, леди Безариус.
- Н-но подождите…
Эйда некоторое время беспомощно смотрела ему вслед, затем повернулась к главным воротам и вновь уставилась на дорогу. Ей показалось, что она видит вдалеке силуэт кареты, но, возможно, это была иллюзия, созданная сумерками и переутомлением.
- Пожалуйста, приезжайте быстрее господин Винсент! Всё это уже перестало казаться мне таким занятным приключением!
И я думаю, я знаю, чью жизнь посулило бедному Диону наше привидение.

Отредактировано Ada Vessalius (Воскресенье, 30 сентября, 2012г. 12:03:57)

День начался с семи утра. С бледно-розовых облаков на горизонте, моросящего дождя и отнюдь не радостного, под стать погоде, настроения. Сны вновь были тяжелыми, запутанными, и дарили бесполезные надежды, которые лопались, как мыльные пузыри, стоило открыть глаза и упереться взглядом в потолок. 
Поместье Найтреев стало казаться девушке еще более мрачным, чем прежде: стены и потолки словно впитали в себя все грехи прежних обитателей дома; впитали боль, страх, тоску, все то, что заставляет улыбку исчезнуть с лица и долго-долго молчать, отчаянно копаясь в светлых воспоминаниях. 
Можно было придумать отговорку о том, что пришла осень, пора, когда природа умирает, чтобы возродиться потом с большими красотой и богатством. Когда все вянет, а дожди и серое небо провоцируют то самое печально-задумчивое настроение. Можно было глубоко вдохнуть влажного воздуха, смириться и с нетерпением ждать весны и перемен. 
Но судьба не сулила никаких приятных сюрпризов. И едва что-либо могло исправить сложившуюся ситуацию, заменить то, что было безвозвратно утеряно. Правда, несмотря на все неожиданные перемены, обрушившиеся на них жуткой грозой, неизбежной и необратимой, жизнь продолжалась. Дни шли своим чередом, и нельзя было постоянно грустить и вяло реагировать на происходящее вокруг.
А сегодняшний день обещал и вовсе быть отличным от будничной рутины. И, несомненно, перспектива покинуть стены особняка могла обрадовать, если бы не факт того, что нанести визит нужно в Латвиджскую академию. Эта школа для местного дворянства оставила значительный отпечаток в жизни Элизабет. У восемнадцатилетней девушки воспоминания школьных дней еще были свежи и ясны. Ссоры и споры вперемешку с моментами беззаботного веселья, взлеты и падения – все могла юная Уилсон в красках рассказать. Вот только теперь все приключения былых лет стали тяжелым грузом, что давил на сердце и грудную клетку. Уходящее детство заставляет грустить любого, но когда вместе с ним безвозвратно уходят и люди, окружавшие тебя все это время, то тоска и уныние прочно закрепляются в настроении, сказываясь на речи и поведении. И уже не так легко радоваться мелочам и наивно верить во все хорошее.
 Не сказать, чтобы Лиз была излишне чувствительной, просто, не так давно  произошли эти трагичные события, и время еще не успело сделать свое дело: обратить всю трагедию в должное и неизбежное; сделать из нее то, с чем стоит смириться, что стоит принять и обрести наконец новые ценности в жизни, не оглядываясь более назад. 
 Нежные розовые облака слились воедино с серым полотном неба. Утро десятого сентября оставалось позади, и дальнейшая часть этого осеннего дня обещала быть насыщенной и несла в себе новые, пускай и не особо значимые события. А что-либо новое – способ отвлечься на время от тревожного прошлого.
Но что же представляли для юной слуги эти пару часов дороги до академии, проведенные в обществе Винсента Найтрея? Сказать начистоту - Элизабет всегда его несколько боялась. Или же, правильнее будет сказать "опасалась". Младший брат Гилберта был непредсказуемым, имел странный фетиш на ножницы, а приветливая улыбка на его лице могла скрывать за собой все, что угодно. Лиз не могла наверняка определить его отношение к ней самой: то ли он умело врал ей, как и всем остальным особам женского пола, то ли ее общество на самом деле было ему приятно. Подобная неопределенность заставляла порою надолго задуматься и уйти в рассуждение о том, как правильным образом построить свое поведение. Но Уилсон однажды сделала вывод, что единственное решение, которое следует принять - это не навязываться. Не вмешиваться в чужие дела, а просто выполнять то, что требуют. 
Даже если бы вся эта история о привидениях заинтересовала голубоглазую девушку, ни за что бы не вызвалась она ехать из-за собственного любопытства в академию, будь милая Эхо на месте. Но обстоятельства сложились весьма интересным образом, а потому здесь и сейчас, Элизабет сидела в закрытой карете, которую слегка трясло из-за неровностей дороги, размышляла о чем-то своем и задумчиво водила пальцами по рукояти меча, будто пытаясь повторить каждый вырезанный на холодном металле узор. 
К счастью, ее мысли сейчас были далеки от недавних событий, а потому девушка вовсе не прошлое ворошила, а рассуждала об этом странном слухе про привидение, сравнивая достоинства и недостатки его действительного существования или же, наоборот, отсутствия. И вовремя Винсент подал голос, ибо даже не пришлось ей задумываться над тем, что сказать в ответ.
Ох, и правда. Знакомые ландшафты уже.
Лиз взглянула на блондина, и, не спеша начинать разговор, изобразила на лице призрачную тень своей прежней, искренней и широкой улыбки:
- Отчего же не верить, господин Винсент? - девушка оторвалась от своего оружия и устроила руки на коленях, положив одну ладонь на другую - В мире, под которым раскинулась Бездна, нет ничего невозможного.
Снова выдержав паузу, она переборола свою нерешительность заглянула в разноцветные глаза собеседника:
- А Вы предпочитаете не верить?
Меж тем экипаж остановился; выглянув в окно, можно было увидеть величественное здание академии и высокое ограждение из светлого камня. А чуть поодаль виднелись верхушки старых кленов, чьи листья еще не утратили свою насыщенную летнюю зелень. 
Элизабет не стала задерживаться внутри экипажа, и вскоре ступила на мостовую, устремив взгляд в сторону широких ворот. В сознании вдруг промелькнула осень прошлого года, когда учебный год только начинался, и она стояла у этих самых ворот, горячо доказывая Элиоту то, что некоего Питера выгнали из школы не за плохую успеваемость, а за то, что он устроил поджег в туалете. Спор этот был бессмысленным, но для этих двоих сей факт ничего не значил - найдется хоть что-то, в чем расходится их мнение, разборок не миновать. 
Громкое карканье жирной вороны заставило девушку резко очнуться от воспоминаний, так неожиданно заставших ее врасплох. Вновь взглянула она на ворота, и вновь сделалось ей тошно. 
Чуть ослабив узел на ленте, Элизабет тихо прокашлялась и посмотрела в сторону ворот уже в третий раз. И теперь уже вгляд уловил невысокую девичью фигуру, с золотистыми волосами которой играл мягкий осенний ветер. 
- Это ведь леди Ада? - и не дожидаясь ответа, Лиз обернулась, окинув взглядом юного Найтрея - Похоже, что она уже давно Вас тут ждет. Надо поспешить к ней навстречу. 
Как знала, что плохой идеей было отправляться сюда. Но это мой долг, верно? Отступиться было бы еще хуже. 
Уилсон грустно усмехнулась и понурила голову, пытаясь вытеснить из головы мысли об Элиоте и его частых истериках, и заняться вместо этого анализом личности Ады Безариус. В конце-концов, она, Лиззи, знакома с ней еще не так хорошо, чтобы иметь однозначное представление относительно ее характера и того, что за человек эта милая и впечатлительная, на первый взгляд, девушка.
В погоню за новым. Не нужно больше боли.

Отредактировано Elizabeth Wilson (Суббота, 6 октября, 2012г. 04:07:48)